Название: "Dreamsharers"
Авторы: maryana_yadova и Власть несбывшегося
Пейринг: Имс/Артур ну или наоборот
Рейтинг: NC-17
Жанр: детектив + экшен
Текст в комментариях.
Авторы: maryana_yadova и Власть несбывшегося
Пейринг: Имс/Артур ну или наоборот
Рейтинг: NC-17
Жанр: детектив + экшен
Текст в комментариях.
С того самого момента, как сел за столик. С самой первой секунды.
И хотя он терпеливо ждал положенное время, и даже сверх него, и вообще ждал долго-долго, внутри него уже сжималась холодной змеей уверенность, что больше ничего уже не будет. Ни-че-го.
Официант, смазливый худощавый брюнет с копной кудрявых волос, смотрел на него с такой жалостливой нежностью, что это уже становилось неприлично. Артур грустно улыбнулся ему и чуть заметно покачал головой. Нет, мой мальчик, твоя забота сегодня ночью мне точно не нужна.
Он понимал, что ждать бесполезно, но, конечно же, тщательно следовал намеченному плану. Приходил и ждал в назначенное время еще несколько раз. И опять сидел в кафе очень долго, пока за окном не зажигались фонари, пока официанты не начинали перестилать скатерти и убирать свечи и дежурные столовые приборы. А потом выходил в темноту. И сильнее всего желал, что она поглотила его.
Однажды в детстве, будучи еще совсем маленьким и оставленным на лето у бабушки во французской глубинке, он упал в лесное озеро. Он помнил, как черная и нестерпимо холодная вода сомкнулась над ним, и в тот момент он не почувствовал ужаса. Ему было удивительно все равно, и он просто фиксировал картинку. Правда, после этого он почти месяц не мог говорить. Хотя ему вовсе не было страшно тогда — так ему казалось. Поэтому кудахтание бабули о глубоком шоке он всерьез не воспринимал и действительно не понимал причины своей временной немоты.
Вот и сейчас все стало точно так же, аж в желудке сосало от этого неприятного дежавю. Ему, как и тогда, не было страшно и не было даже больно. Просто над ним смыкалась темнота. И было ужасно холодно, теперь все время было холодно, как будто он попал куда-нибудь в Гренландию и вокруг лежал снег. Хотя это всего-то были Париж, и октябрь, и довольно теплая осень, и лежали вокруг красные и желтые, словно нарисованные гуашью листья.
Он пробовал звонить на старый номер Имса — но абонент предсказуемо оказался отключен. Он позвонил Юсуфу, но тот словно бы находился под кайфом, а может, и в самом деле находился, если учесть, что провел этот месяц на Бали.
Франческе Артур долго звонить не хотел, чтобы не тревожить ее лишний раз. Но потом все-таки позвонил. Сидеть в одиночестве и ничего не предпринимать казалось Артуру кошмарнее всего. Персональный ад. Вот он каков.
Франци отреагировала однозначно.
— Он не мог тебя бросить, Арти. Только не тебя. С ним что-то случилось. Надо думать, где его искать.
— Ты исключаешь все другие варианты? — бесстрастно спросил Артур, так, словно это его вовсе не интересовало. Он выводил пальцем каракули на влажном стекле окна.
— А ты? Ты меня очень разочаровал, Артур, если думаешь, что Имс просто решил сбежать. Я жду от тебя более конкретной информации. Позвони мне на другой номер.
Определенно, Франци могла бы командовать полком.
С этого момента словно прорвало плотину.
Артур ходил по комнате взад и вперед, сжимая в кулаке крошечный эспандер, и звонил по всем явкам и паролям, которые только мог отыскать в своих зашифрованных записных книжках, но, конечно, прежде всего в своей памяти. А вечером, щелкая пультом от телевизора, на одном из итальянских каналов он увидел очень заинтересовавшую его картинку. Стоя на фоне угрюмых чернявых полисменов и всем знакомых желтых лент, огораживающих места преступлений, журналистка высоко протараторила о драматичнейшем убийстве сразу двух живописных светил страны — опытного реставратора и владельца одной из самых известных в Италии частных художественных школ синьора Гаспери и крупнейшего художника синьора Тремонти. Метод убийства выглядел горячим приветом из Средневековья — оба были отравлены в ресторане за ужином сильным ядом, растворенным в вине. При этом больше пострадавших, разумеется, не было. И вообще не было никаких следов. Артур пропустил слова о том, что "вся Италия ужаснулась и скорбит" и набрал Франческу.
— Ты смотришь Rai?
— Да, я все вижу, carino. Тебе придется приехать ко мне.
Артур собрался за полчаса и уже на следующее утро был в Палермо. Почему Франци пригласила его именно в Палермо, он понял немного позже.
***
Палермо начинен церквями, дворцами и соборами и вообще полон красотами, как драгоценная шкатулка, и в нем есть весьма живописные сады, однако, чтобы оценить все это великолепие, надо было следовать явно не тем маршрутом, каким следовал Артур: с его точки зрения город выглядел мрачным, похожим на сплошной промышленный район: это вам не легкомысленная Таормина, у Палермо – тяжелая, густая энергетика.
Артур не увидел ни легендарного Собора Дуомо с его каталонской готикой и исламской растительной резьбой по камню, ни Оперного театра Массимо, ни Норманнского дворца, перестроенного из римско-пунической крепости, ни Капеллы Палатина с ее дивными мозаиками. Если они и мелькали в окне такси, везшего его кружными путями из аэропорта на другой конец города и дальше – за город, то он не обратил на них внимания. Хотя если бы кто-то сказал ему такое раньше, он бы не поверил – в кое-то веки его не интересовала архитектура! Немыслимо!
Дом Франчески находился не в самом Палермо, а в его окрестностях, большая вилла, чересчур большая для скромного реставратора на пенсии, и Артур поднял брови, начиная кое-что складывать в голове.
Франции вышла из дома, как только такси затормозило у мощеной дорожки, – видимо, смотрела в окно.
– Арти, бедный мой мальчик, – она обняла его, и он вновь ощутил запах горьковатого дыма с отблеском жасмина – в духах Франческа была постоянна, как ни в чем другом.
– Почему мы встретились именно здесь? – спросил Артур, входя в дом и снимая с плеча обе сумки, побольше и поменьше, что он взял с собой.
– Ну, во-первых, потому что большую часть времени я здесь живу, во-вторых, потому, что я попросила о некой помощи своего дядю.
– А кто у нас дядя? – медленно проговорил Артур.
Франческа улыбнулась.
– О боже, нет, Франци. Только не говори мне, что ты принадлежишь к одной из семей.
– Я думала, Имс рассказал.
– И, конечно же, твой дядя – не кто иной, как крестный отец? И что, он курирует всю Сицилию?
– О, нет, золотой, только Палермо. Но Палермо для наших семей – особый город. Здесь все зародилось. Здесь – оплот всей нашей романтической истории.
– Господи, только не говори, что и для тебя есть в этом некая романтика?
Франческа нахмурилась. Некоторое время она молча разливала кофе из белоснежного, точно кружевного кофейника в такие же сахарно-прозрачные чашки. Потом, так же молча, пододвинула Артуру чашку, белый сливочник, сахарницу, серебряные щипчики.
– Конечно, для меня в этом есть романтика, Артур. Я дочь своей семьи, а семья для сицилийцев – самое дорогое в жизни. Да и потом, ты же помнишь, что первыми мафиози были подлинные робингуды? Нередко мафия давала бедным крестьянам ссуды в рассрочку, улаживала конфликты между торговцами, а в основном – боролась с иностранным господством, за нашу свободу. Разве это не благая цель?
– Ну конечно. Зато сейчас весьма жирные правые партии сотрудничают с вами, и вы убиваете прокуроров и судей, как семечки щелкаете. Я видел ряд весьма зловещих вилл, когда ехал сюда, – таксист с садистским удовольствием расписывал, как еще лет десять назад здесь каждый день кого-нибудь растворяли в серной кислоте или скармливали свиньям!
– Артур…Так тяжело без него, да?
– О, прости. Прости меня, Франческа. Да, тяжело. Да.
– Пей кофе. К обеду приедет Марио. Он наш консильери. Ты должен быть собран, как никогда. Никакого сарказма и истерик.
– Дядя, разумеется, не почтит нас личным визитом?
– Конечно, нет. Так что свое кровожадно-туристическое любопытство засунь себя поглубже в задницу, мой мальчик.
Артур закусил губы. И в самом деле – что это на него нашло? Вел себя, как конченый придурок.
***
Спустя три часа у Артура создалось впечатление, что Марио в самом деле приехал только на обед.
Франческа хорошо постаралась: еда и вино были великолепны; за столом ловко прислуживала хмурая пожилая итальянка с темным пушком над верхней губой, что делало ее похожей на молодого полицейского; бело-розовый столовый фарфор оценили бы, кажется, даже на антикварных аукционах. Но Артур не за этим сюда приехал. Ему кусок в горло не лез. И он не мог скрыть нервной дрожи, как ни пытался. Франческа посматривала на него уже с тревогой.
Когда подали кофе в сочетании с восточными сладостями – ну а что тут удивительного, сицилийцы недалеко ушли от арабов, – Марио соизволил заговорить о деле.
– Франци сообщила мне, что ваш общий друг пропал.
Артур кивнул.
– Она также сказала мне, что вы, синьор, подозреваете орден иезуитов в прямой причастности к этой грустной пропаже.
Артур не сразу осилил столь витиеватое предложение, но снова кивнул.
– Мы обычно стараемся не иметь дел со спецслужбами святой церкви. Мы уважаем церковь, мы все – истые католики. – Марио еле заметно улыбнулся, одними губами, и Артур почувствовал, как вдоль позвоночники ползет легкий озноб. – И мы знаем, что собой представляет Ватикан.
Консильери, полноватый мужчина приятной внешности, лет сорока с небольшим, с волоокими, почти томными глазами-маслинами, в дорогом английском (!) костюме, неравнодушный к сладкому, – производил очень двойственное впечатление – одновременно редкого сукиного сына и не менее редкостной душки. Он был очень опасен. И очень обаятелен. И эти качества умножались одно на другое бесчисленное количество раз. Артур почувствовал, что вязнет, вязнет, как муха в сладком сиропе, и восхитился. У консильери имелись явный талант соблазнения и колоссальное умение торговаться.
– Но Франци дорог этот человек, – продолжил советник семьи. – Вам он тоже дорог, не так ли? Но мне хотелось бы узнать, НАСКОЛЬКО дорог? Настолько ли?..
Артур вдруг вспомнил, совершенно не к месту, как в первый раз кончил с Имсом внутри себя. Он тогда кричал так, как кричат неопытные серферы, видя приближение настоящей большой волны – и тогда, когда она, наконец, захлестывает их с головой. Это было такое же безумие – и такой же восторг.
– Дороже всего, – неожиданно даже для себя сказал он.
Марио снова улыбнулся, на этот раз чуть шире, и сложил кончики пальцев рук домиком.
– Изложите мне свое видение этой истории.
– Синьор, я не могу рассказать вам все.
– Бросьте, молодой человек, я прекрасно знаю, что такое дримшэринг. Раз уж архитектора вы брали из нашей семьи.
Артур почувствовал, что покрывается холодным потом. Мафия. Мафия уже вводит хождение по снам в широкий оборот. Господи боже мой милосердный.
– О, нет, об этом известно только избранным членам семьи. Мы не практикуем это широко. Да и надобности в столь сложных операциях нет. Да и хорошие специалисты редки, синьор Каллахан. Очень редки, – медленно повторил он.
Пот Артура стал ледяным, как будто сам ад замерз и черти надели коньки. А перед ним, между прочим, сидел главный демон. До Артура стало доходить.
– Но определенные люди убиты, и наш заказчик, думаю, уже получил, что хотел.
– Действительно наивные дети. Вам известно, что перед энными убийствами дома этих людей были выпотрошены, как рождественская индейка? Однако, видимо, поиски ни к чему не привели, поскольку перед смертью их – обоих – пытали. И очень жестоко. Видимо, у них пытались узнать кое-что. Но они этого не знали, поскольку не выдержали пыток.
– Пытали?! – Артур был ошеломлен. – Но в новостях было сказано про яд в вине…
– И вы в это поверили, поскольку ваша богатая фантазия именно стилем Борджиа наделяет священников-убийц?
Определенно, иногда он говорил как мастер Йода.
– Но как?
– Телевидение куплено, молодой человек. Полиция куплена. Вы видели симпатичную журналистку, опустевшие дома знаменитостей, трупы под покрывалами на носилках. Не верьте тому, что видите. Похороны состоялись в закрытых гробах, поскольку яд, якобы, очень сильно изуродовал тела. Действительно, они были изуродованы. Только эти люди умерли скорее от железа, чем от яда. У них обоих нет семьи, никаких родственников. Никто не будет искать и расследовать. Кроме разве что вас. А вот синьора Имса ищет вся итальянская полиция. И интерпол. И спецслужбы Ватикана. А теперь подумайте – зачем?
– О боже, – дрожащим голосом сказала Франческа. – Имс, сукин сын.
И тут Артур снова вспомнил, как Имс целовал тогда, в их первый настоящий раз, все его тело, каждый миллиметр, будто боясь пропустить что-то. И говорил, что ему безумно нравится оттенок кожи Артура – словно оттенок редкого десерта. И что Артур – самое лучшее произведение искусства, которое Имс когда-либо воровал в своей жизни. И что он скорее его уничтожит, порежет на куски, распылит на атомы, чем кому-то отдаст. «Потому что это – безусловная красота, – мурлыкнул тогда Имс. – И она должна быть моей. Только моей».
Что ж. Артур должен был догадаться.
– Хотя, в общем, – вновь заговорил Марио и улыбнулся, словно пухлый кот, стряхивая невидимые пылинки со своего идеального темно-синего пиджака – к Артуру вдруг опять вернулась гипертрофированная острота зрения, как после того сомнацинового желтого сна, – в общем, нас интересует теперь не причина, а следствие. Зачем ищет синьор Меризи синьора Имса, мы знаем. Но, судя по обстоятельствам, он его уже нашел. Плохо, что мы не знаем, когда и где именно это произошло. И еще хуже, что мы не ведаем, узнала ли святая церковь интересующий ее секрет. Если узнала, то уже поздно.
– Имс всегда был мастером заметать следы, – подала голос Франческа. – Они не могли быстро его поймать.
– Ладно, – кивнул Марио. – Сделаем на это скидку. Предположим, недавно. Как нам это узнать?
– Так же, как они узнают это сейчас у него, – выдавил Артур.
Марио обернулся и картинно вскинул круглые брови.
– Я не ослышался? Вы предлагаете пытать члена ордена иезуитов? Вы это серьезно?
Артур пожал плечами.
– М-да, это интересно. Либо здесь все безмерно глупы, либо синьор Имс обладает просто колоссальной харизмой, – задумчиво произнес консильери. – Ладно. В любом случае нам надо его сначала найти. Итак, синьор Каллахан. Я выделю вам оружие, людей и одного из лучших капо нашей семьи. Франческа хорошо его знает и может подтвердить, что я действительно даю вам лучшие кадры. Но. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И вы мне будете должны.
– Я понимаю.
– Вы мне будете должны ТРИ операции по внедрению или извлечению, на мой выбор.
Артур сжал зубы. Три – это слишком много.
Нет.
Три – это совсем немного за Имса, даже если Артуру придется пожирать младенцев.
***
Весь мир узнал об этом, когда Берлускони не поделил что-то с мафиозными боссами, и Неаполь пришлось расчищать с помощью армии. Мафия препятствует строительству предприятий по переработке мусора, так как контроль над существующими свалками приносит ей большие доходы, и ей – по крайней мере, пока – глубоко плевать на угрозы правовых санкций от Евросоюза. Правительство, конечно, пыхтит и потихоньку строит современные мусоросжигательные фабрики. Но пока итальянский север продолжает тайком сплавлять югу токсичные промышленные отходы, мафия имеет большую власть. Кроме того, никто не хочет превратить прекраснейшую часть мира в источник какой-нибудь жуткой пандемии. Никто не хочет, чтобы вернулась холера, а то и чума, прости господи. Суеверные итальянцы в это верят.
Мусор, как главный источник дохода, объединяет мафию на всем южном Средиземноморье. Это и Неаполь, и Сицилия, и Мальта, и дальше – Северная Африка, та, что более-менее цивилизована. Бесчисленные цепочки связывают морские порты в Средиземье, на Ионике и Адриатике, в Красном море.
Впрочем, так, где дело касается Африки, уже и оружие, и наркотики, и рабы. Здесь на горизонте появляются современные пираты, и сегодня пиратство вовсе не ограничивается всем известным Сомали, а доходит до Турции и русского Крыма. Зато у пиратов всегда можно завербовать судно, вертолет и пару-тройку знающих местность крепких боевиков. Впрочем, их можно завербовать и среди кочевных разбойников пустыни. Вот только с воинствующими исламистами мафиози предпочитают не связываться – это совсем другая игра, и увязнуть в ней совсем не хочется. В принципе, союз иезуитов с исламистами тоже трудно представить.
Артур размышлял обо всех этих вещах, шагая по дорожкам в саду Франчески два дня подряд. Он не мог сидеть на месте, а на воздухе дышалось легче. В саду созрели мандарины, глаза слепило от ярко-оранжевых фонариков, усыпавших невысокие деревья. Франческа готовила токани из индейки с мандаринами, вновь ожидая визита консильери – со свежими сведениями. Координатор уже успел отметить, что Марио неравнодушен к ее кухне. Кроме того, сегодня должен был прибыть еще и обещанный капо.
Артур думал о том, как радовался бы этому всему – церквям Палермо, мандариновому саду и, черт побери, индейке, если бы рядом был Имс. Все это было так прекрасно, но точно лишено кислорода, как мертвый рисунок.
Он выходил из благоухающего до аллергии, до чесотки мандаринового королевства и шел к морю. Было прохладно, и в ясном воздухе хорошо виднелся остров Устика, лежавший в шестидесяти километрах севернее Палермо. В теплую погоду его никогда не было видно, говорила Франческа, и почему-то Артура он притягивал.
Координатор извелся. Он был готов задолжать Марио все десять операций по внедрению, только бы закончилась неизвестность. Хуже всего, что его мозг отказался работать в одиночестве. Артура, всего целиком, словно поставили на паузу. Франческа отказывалась говорить с ним об Имсе, отвлекая рассказами о всякой всячине. Он сидел на низкой скамеечке в саду и тупо смотрел, как она осторожно, в специальных перчатках, собирает плоды кактуса опунции, чтобы сделать из них безумно популярный на Сицилии ликер – фико-биндию. Кстати, одновременно опунция служила шикарной живой изгородью.
Да сколько, блядь, можно делать натуралистические заметки!!!
Он был почти счастлив снова увидеть Марио.
Однако консильери не изменил своему правилу – говорить о деле только после десерта. И Артур сперва покорно терпел неспешное смакование токани, потом с ненавистью наблюдал, как Марио поедает канноли, потом – как прикладывается к тому самому опунцевому ликеру. Рядом с ним сидел зеленоглазый брюнет с такими точеными чертами лица, что сперва координатор усомнился, действительно ли это капо, о котором говорилось как о высоком профессионале, или, мелькнула шальная мысль, консильери притащил на обед своего любовника-модель. Правда, плечи у парня были широкие, а мышцы – литые, и это при талии семнадцатилетней черлидерши, быстро сложились чисто американские ассоциации.
Однако, понаблюдав за мечущимися над столом взглядами, Артур понял, что капо – его звали Эммануэле – любовник вовсе не консильери. Даже несмотря на внутреннее тоскливое ожидание, координатор не мог внутренне не восхититься хваткой сицилийки на пенсии. Впрочем, есть женщины без возраста…
Снова вернувшись к нити беседы, Артур обнаружил, что присутствующие говорят о сицилийской фауне, причем обсуждают это с любовью и живейшим интересом и явно обращаются к Артуру как невольному туристу. При сладчайшем сообщении Марио о том, что на Сицилии делают привал некоторые редкие виды мигрирующих птиц, например, «ласточка больших морей», а «из пресмыкающихся особого внимания заслуживает красивый леопардовый уж», Артур вскипел.
– Марио, вы издеваетесь? Да у меня скоро воспаление мозга будет от этих ваших патриотических рассказов! Что вы выяснили?
Консильери издал грудной бархатный смешок и откинулся в кресле.
– Я считаю, что война войной, а обед по расписанию. Ну да ладно, синьор Каллахан, не скрою, что был чуточку жесток. Просто наблюдал за вашими эмоциями – очень, знаете ли, любопытно – столько страсти!
На этом заходе Артур опять засомневался, что Эммануэле – любовник Франци.
— Не сверкайте глазами, синьор Каллахан. Вас, несомненно, порадуют некоторые новые повороты в нашей истории.
— Новые повороты? — Артур почувствовал, как у него непроизвольно задергалось веко.
Консильери кивнул и отпил ликера.
контролировать этот участок бизнеса, если вы, синьор Каллахан, поможете завязать нам некие связи на "культурном" рынке. Я понятно выражаюсь?
Артур сжал губы.
— Вполне.
Консильери хотел выжать Артура досуха. И это определенно доставляло советнику удовольствие.
— Что значит для нас данный статус Меризи? А он значит, что у нас — вернее, у вас, синьор Каллахан, — развязаны руки. Так что можете считать, я сделал то, что вам было нужно. А Эммануэле добыл для вас вторую часть информации. Более тактической, так сказать. Догадываетесь, о чем я?
Артур задержал дыхание.
Эммануэле говорил низким приятным голосом, очень ровно и спокойно, как будто наговаривал на диктофон.
— Наши связи в Северной Африке в очередной раз нас не подвели, — сказал он. — Объект сейчас в Тунисе, вблизи Карфагена. Мы можем отправиться туда уже сегодня вечером, на самолете, прибудем к ночи в аэропорт Тунис-Карфаген. Неподалеку от аэропорта нас будут ждать местные люди с машиной и оружием. Охрана объекта немногочисленна. Предположительно объект находится в плену пять дней, судя по результатам наблюдений и прослушки.
— Эммануэле будет лично вас сопровождать, синьор Каллахан, вместе с еще парой наших людей. Мало кто удостаивается таких подробных услуг с нашей стороны, — чуть ли не подмигнул консильери.
Артур дернулся.
Для Марио все это было игрой, торгом, он пытался как можно больше извлечь выгоды из этой сделки. Молодой человек прекрасно понимал, что после этого, возможно, поступит в длительное пользование сицилийской мафии. Но он представил Имса после пяти дней плена. Он не хотел думать, что они делали с ним. И что сейчас делают. Сейчас, в то самое время, когда он сидит тут, жует индейку и пьет кофе с ликером. Его резко затошнило.
— Не беспокойтесь, Марио. Я у вас на крючке, и именно поэтому я воспользуюсь вашими услугами по полной. Вы же все равно потом отыграетесь.
Улыбка Марио обнажила белые клыки. Артуру казалось, что он сейчас захлопает в ладоши. Определенно, после операция внедрения они стали селебритиз. И лакомым кусочком для всех преступных структур, которые только можно было себе вообразить.
***
У Артура было ощущение, что его «включили» только тогда, когда он прикоснулся к оружию.
Сборы и полет в самолете прошли мимо его сознания – он запомнил только синтетический, тошнотворный запах салфеток для рук, совсем как тогда, когда летел в Париж, чтобы начать это дело, еще не зная, чем оно завершится. Время закольцевалось, и Артура как током прошило от этого осознания. Тем не менее, в голове мутилось до того момента, как он оказался сидящим в пестром внедорожнике бедром к бедру с Эммануэле. Тот был спокоен и красив, как портрет. Артур обнаружил на переднем сиденье парня арабской внешности в темных очках, водитель также был арабом и тихо, гортанно переговаривался о чем-то с Эммануэле.
– Это в горах, – пояснил по-английски капо для Артура. – По пути к Сиди Бу Саид. Что-то типа ангара для частных вертолетов. Оружие в багажнике, сзади – еще машина с ребятами.
Впрочем, Артур уже заметил второй точной такой же внедорожник, следующий за ними в непосредственной близости.
Они быстро катили по весьма живописной внешности – здесь ничто не напоминало о стереотипной африканской пустыне, хотя зеленые рощи и перемежались сухой, красноватой, выжженной солнцем землей. По правому боку показались рыжие руины Карфагена – в быстро наступающих сумерках останки древних колонн, ворот и амфитеатров выглядели покинутым и опустошенными как никогда. Чуть дальше открывался вид на Тунисский залив, от него веяло свежестью, доносился шум волн, и Артур в который раз поразился несоответствию красоты места и уродливости обстоятельств.
Они ехали быстро, и вскоре наверху, на горе Эль Манар, показалась знаменитая андалузская деревня Сиди Бу Саид – ее бело-голубые дома были видны издалека. Но машины свернули в другую сторону, понеслись по дороге, поросшей огромными кактусами и апельсиновыми деревьями. Темнело стремительно, и, когда арабы остановились, вечер превратился в ночь, хотя времени путь занял совсем немного – Сиди Бу Саид находилась всего в двадцати километрах от Туниса.
– У Меризи здесь вилла, – как бы между прочим сообщил капо, и Артур не знал, зачем тот это сделал, но в нем вдруг вскипела злость.
– Какое оружие? – спросил он.
– Mk.16 SCAR-L, Mk.17 SCAR-H, гранатометы Milkor MGL.
– Да вы, ребята, продвинутые, – усмехнулся Артур. – Свежими системами пользуетесь.
SCAR-L он ценил – это была хорошо модифицированная М-16, бессменная штурмовая винтовка американского спецназа. Что касается фишки SCAR-H, то Артура забавляло то, что в список «дополнительных» калибров к ней входил советский патрон 7.62х39 М43, причем с данным патроном винтовка SCAR-H должна была использовать магазины от автоматов Калашникова. Никуда без русских в стрелковом оружии, это уж точно.
– Ну и «калашниковы», разумеется, куда же без них, – добавил Эммануэле, словно услышав артуровы мысли. – Также имеются глоки и беретты. На любой вкус.
– Отлично, – в этот раз почти ощерился Артур.
И вот только в момент, когда пальцами прикоснулся к стальному корпусу винтовки, Артур почувствовал, как бешено бьется жилка у него на шее.
Пульс.
Боевые ботинки, немецкие, как-то не думал Артур, что они ему пригодятся. Да и вообще, он только сейчас заметил, что одет, как и все остальные прибывшие с ним, в некое подобие защитной армейской формы, правда, без указания на войска определенной страны.
Установив на винтовку ствол, рукоятку затвора и ночной прицел, Артур оценивающе оглядел ее и потянулся за «глоком».
Остальные тоже вооружались, хотя кое-какое оружие уже имели при себе. Судя по лицам, все были настроены на быстрый штурм и минимально нежное отношение к тем, кто будет оказывать сопротивление.
Артур посчитал людей: кроме него и Эммануэле, два сицилийца и три араба, правда, один из них водитель – значит, он не будет принимать участия в штурме. Шесть человек – вполне прилично, тем более учитывая слова капо о немногочисленной охране.
Артур никогда не помнил себя в подобных операциях. Его словно что-то несло, как огромная океанская волна, тело двигалось само по себе, и иногда, уже после всего, Артуру казалось, что вот это и есть - совершенство. Поведение согласно диким инстинктам, которые были не скрыты, а вытащены из глубин подсознания обучением.
Охрана действительно была немногочисленной, хотя и довольно хорошо обученной — арабы попытались устроить шоу не только с огнестрелом, но и с ножами. Ножи Артур никогда не любил — грязное оружие. Однако скоро все было кончено; ворвавщись в очередное помещение,он словно бы упал в тишину и пустоту после грохота выстрелов и сопротивления разгоряченных тел. Ощутил, как вместе с потом по виску струится липкая теплая кровь... И в тот же момент увидел Имса.
Тот лежал, крепко прикрученный ремнями навзничь к подобию стола, без рубашки, босиком, с торсом, сплошь покрытым безобразными вспухшими шрамами. Артур скрипнул зубами. Подошел ближе.
Без сознания. Без сознания? Артур медленно протянул руку к лицу Имса и осторожно повернул за подбородок, задержав дыхание. Вдруг не успели? Вдруг?..
Но Имс дышал. Почти неслышно, но дышал. Артур еще раз внимательно пригляделся к заострившемуся, синюшному лицу и принялся за ремни.
Эммануэле со своими людьми сгоняли уцелевших в другую часть ангара, Артур слышал крики, обрывки слов, шум, ругательства на разных языках. Однако здесь были только он и Имс. В тишине и наедине друг с другом. Артура это вполне устраивало.
Разделавшись с ремнями, молодой человек присел на край стола рядом с имитатором. Погладил по щекам, тронул кончиками пальцев ресницы.
— Имс, — позвал он. — Имс. Это я. Открой глаза. Уилл, пожалуйста, это я... Слышишь меня?
Артур склонился над Имсом и шептал ему в самые губы, и ему показалось, прошло несколько часов, прежде чем эти склеенные потом и кровью губы шевельнулись. Звука не было, но Артур и так понял.
"Артур".
Да и зачем Имсу было говорить что-то другое?
Артур уже готовился встретить его взгляд, но веки лишь дрогнули и остались закрытыми. Имс не просыпался.
Имс не просыпался.
И тут Артур поймал на краю сознания обрывок какой-то очень нехорошей, тревожной мысли.
Не просыпался.
Нет, только не это.
Быстрыми шагами он пошел на шум, к Эммануэле и его людям. Надо было посмотреть, кого они задержали.
Взгляд быстро пробежался по присутствующим в помещении, отметил злобные лица чужих арабов и остановился на двоих, сидевших в наручниках в центре. Меризи, тварь. И... оперная дива, аватар Имса! Что за черт?!
Он разберется.
— Ну что же, синьор Меризи. Как вы объясните это недоразумение?
Голос, Артур чувствовал, скрежетал, как наждак по стеклу, но сейчас было не до выверенных нот. В груди начинало гореть, когда он смотрел на бывшего иезуита.
Меризи усмехнулся.
— Мне кажется, вам лучше спросить у мистера Имса. Это ведь он украл некие артефакты, о которых нам обоим известно.
— Насколько я знаю, вам они не принадлежали, - процедил Артур.
— Но и ему тоже. А мне они были нужнее.
— Удалось вернуть? — прищурился Артур.
— К сожалению, нет, — Меризи вернул прищур. — Однако мы с мистером Имсом провели немало приятных часов, пытаясь прийти к компромиссу. Тем более что с моей коллегой они знакомы давно и близко, и это только добавило остроты в наши беседы. Кстати, вам будет приятно узнать, что он держался до последнего. До последнего предела физической и психологической силы. А когда не смог... Мистер Каллахан, насколько я понимаю, сомнацин всегда возите с собой вы, а не мистер Имс? Почему же тогда вы так плохо следите за этим дорогостоящим препаратом? Хотя вас оправдывает то, что мистер Имс — действительно очень хороший вор. И дозы, которую он принял, хватит ему лет на сто в лимбе. Насколько я понял, он думает, что может и этим уровнем сна управлять и даже сам его покинуть. Но мы-то знаем, что в его физическом — и — опять же — психическом состоянии это будет крайне трудно сделать. Скорее всего, он затеряется там, пока не умрет здесь, в этом бренном мире. Все-таки есть что-то глубоко религиозное во всех этих ваших играх. Мне это прямо греет душу. акие грешники, как мистер Имс, определенно нуждаются в чистилище... Так что все справедливо. Хотя мне и жаль. Чертовски жаль.
Пока Меризи говорил, а рыжая баба рядом улыбалась, Артур не переставал удивляться своему спокойствию. Кажется, он превратился в деревянного золоченого будду. Он просто ничего не чувствовал. Стоял и смотрел на эти лица, и они казались ему кукольными, и он молчал, не перебивал.
А потом вынул из-за пояса глок и выстрелил. Два раза. По одной пуле в каждую голову. Ровно посередине лба.
Это было значительно легче, чем поразить цель на расстоянии из снайперской винтовки.
Никогда Артур не думал, что Имс — такой тяжелый. В бессознательном состоянии его вес словно бы увеличился в несколько раз. И как бы Артур с Эммануэле ни пытались быть осторожны, перенося и перетаскивая мертво спящего имитатора из ангара в машину, из машины — на носилки и в самолет, из самолета — снова в машину и так до самой виллы Франчески, они не смогли уберечь его от своих неловких движений, от мелких ударов, от причинения дополнительного вреда и без того измученному, израненному телу. Имс реагировал отрывистыми стонами и мычанием, и у Артура каждый раз болезненно сжималось что-то в груди.
Ему было плохо. Отвратительно. Он не мог преодолеть тошноты и ощущения бессмысленности происходящего.
Он никогда не жалел Имса.
Он никогда даже не представлял, что ему однажды придется испытать это чувство.
Если быть честным, он страстно желал никогда в жизни не испытывать жалости к Имсу.
Потому что нельзя испытывать жалость к тем, в кого влюблен. Она зачастую обнуляет восхищение, эйфорию, физическое желание, флирт, желание подтрунивать, играть, красоваться. Словно плюс и минус нейтрализуют друг друга, и остается звенящая пустота.
В любви всегда хочется быть юным, безмятежным, ослепительным в постели, и чтобы твой возлюбленный был таким же.
Никто не хочет видеть объект своей любви обезображенным, жалким, беспомощным и униженным. Потому что это отпечатывается в памяти снимком ужасающей четкости, нарезом ведется по сердцу. Все хотят в любви быть совершенными существами и любить таких же совершенных существ.
А сейчас Имс был таким бессильным, словно бы высохшим за это короткое время. Растерявшим всю свою силу.
И Артур чувствовал себя едва ли не беспомощнее его. И дождь лил за окном, и молоко, на котором Артур собирался сварить себе овсянку, сбегало и подгорало, оставляя на плите отвратительное коричневое пятно.
Но правда о вечном побеге Артура от жалости заключалась не только в этом.
Артур прекрасно знал, что жалость - страшное по силе чувство, и если ты хоть раз действительно, в глубине души, пожалел человека, то это чувство уже невозможно выкорчевать. Оно привязывает сильнее всего остального. Потому что острее всего мы помним не тех, с кем были счастливы, а тех, кто заставил нас страдать. А сострадание - самое острое из всех страданий.
Артур стоял у окна, вдыхая запах подгоревшей каши, смотрел на мокрый, мечущийся на ветру сад, и по щекам его ползли слезы.
Он знал, что Имс, застрявший в своем подсознании хуже лисицы в капкане, лежит в соседней комнате. Эта любовь, раньше бывшая сплошным наслаждением тела, теперь стала подобна той самой католической религии, которую он никогда не понимал с ее склонностью к мазохизму. Он не хотел любить такого Имса, но любил еще сильнее. И ничего сладкого в этом не было, нет, ни черта подобного, у Артура было ощущение, что, выйдя из моря, которое с легкостью носило и баюкало его, теперь он ступает по острым камням. Но, утирая слезы, которые все текли и текли, словно дождь, словно открылись все хляби небесные и в нем тоже, Артур уже знал, что только сейчас любовь окончательно настигла его.
Он надел черный свитер - в доме похолодало, сделал себе кофе с коньяком, водрузил на нос очки и уткнулся в лэптоп. Прежде чем спускаться в лимб и сделать его управляемым для них обоих, нужно было усвоить некоторую дополнительную информацию.
Артур оказался не готов. Совсем, совсем не готов к тому, что он увидел. Что он ждал, он и сам бы не смог сформулировать, но точно не это. Не это.
Первые три уровня он прошел почти молниеносно. Делать там было просто нечего – на каждом уровне он приходил в себя в стерильно пустой белой комнате с окном, забранным решеткой и матовым стеклом. Только на третьем уровне стены комнаты стали бледно-желтыми, а больше не изменилось ничего. Артур не позволил себе думать о том, что будет дальше, в очередной раз воткнул в запястье иглу, снова лег прямо на пол рядом с PASIV, заснул.
И проснулся в совершенно неожиданном месте.
В небе, на западе еще лихорадочно малиновом, а на востоке – густо-синем, с проблесками редких крупных звезд, изгибался болезненно изящный месяц. Воздух был влажный, пропитанный сладкими ароматами экзотических цветов, чувствовалось близкое море и чуть-чуть, почти на излете – сырая, преющая листва. Артур сидел на лавке на широком бульваре, полном нарядных людей: мужчины в костюмах и шляпах, некоторые в тропических шлемах и белых полотняных бриджах, женщины в красивых платьях и – ни одного человека в джинсах. Артур присмотрелся: публика выглядела непривычно. Через несколько минут наблюдений стало очевидно – другое время. В лимбе Имса все еще были тридцатые и он был не в Европе и не в Америке: судя по лицам, чертам, цветам кожи, одежде и машинам – это была Индонезия, возможно Малайя или что-то похожее. Какой-нибудь Куала-Лумпур. Артур огляделся, понял, что задача ему предстоит непростая. Бульвар был забит проекциями, люди вокруг шутили и смеялись, откуда-то неслась музыка, в толпе ловко маневрировали торговцы с фруктовыми лотками, быстрым шагом прошел полицейский. На Артура никто не обращал внимания, полное спокойствие, но все же расслабленно прогуливающихся людей была масса, и было ясно, что мир этот – велик. Где-то в отдалении ахал фейерверк, над пальмами были появлялись и пропадали сине-красные отблески. Артур поднялся и медленно пошел по бульвару. Надо было присмотреться, понаблюдать, а уж потом решать, где искать Имса. Вдоль бульвара были установлены фонари, почти как в Париже на Монмартре, и в нежных, желто-розовых шарах света вилась мошкара. Он опомнился и украдкой оглядел себя, но ничего неожиданного не увидел. На нем был угольно-серый костюм, манжеты схвачены маленькими скромными брильянтовыми запонками всего-то в пару карат, на груди - шелковый, сложного пурпурного цвета галстук и такой же платок в кармане. Артур ничем не отличался от окружающих, и тут он почему-то подумал о том, что, может быть, Имс его все-таки ждал – иначе почему он выбрал именно это десятилетие и это место? Для Имса тут было все, что нужно – джаз, еще никакого запрета на кокаин, отличная выпивка и сигары, и в то же время – люди еще не разучились одеваться, мужчины были мужчинами, а женщины – женщинами, автомобили были произведениями искусства, и само искусство еще процветало (Артур знал, как сильно Имс любил художников начала двадцатого века).
Но было совершенно неясно, как и где теперь искать Имса. Никаких зацепок, никаких подсказок. С одной стороны, Артур слегка успокоился: он все же подспудно ждал чего-то ужасного, перед глазами все еще стояло воспоминание из реальности – измученный, исхудавший, израненный Имс. С другой стороны, ему было как-то не по себе, и еще через час блужданий Артур понял, что за чувство его охватило – раздражение. Он бродил по городу, тонущему в развратной южной ночи, к нему уже два раза приставали женщины, и надо сказать, настоящие красотки, и один раз он с трудом сбежал от высокого рыжего англичанина, который почему-то решил, что Артур болтается по улицам в поисках денежного партнера. Все это начинало его бесить. К тому же он вдруг сообразил, что у него тут проблемы с внешностью – в один из отелей его просто-напросто не пустили, мягко и удивленно сообщив, что здесь – только для белых, и евразийцам тут не место. Артур настолько обомлел, что покорно отвернулся и пошел дальше. Следовало признаться, что в этот момент даже мысли о Имсе покинули его на какое-то время.
Пора было что-то решать. Артур бродил уже почти три часа – и все впустую. Никаких следов. Если, конечно, не считать следом саму атмосферу – все здесь было настолько по-имсовски, роскошно и красиво, вальяжно, чувственно, пронизано удовольствием с ноткой опасности и разврата, наполнено сладкой негой. И если поначалу Артур ощущал что-то вроде сентиментальной нежности, то теперь степень его раздражения повышалась и повышалась, успешно перешагнула отметку «злость» и уверенно продолжала двигаться к отметке «бешенство».
Через пять ресторанов, три казино и пять баров чувство, которое испытывал Артур, уже трансформировалось из раздражения в несомненную ярость. Тотальную, всепоглощающую и дикую. Да что за хрень?! Он, как дурак, мчался на помощь, он плакал, глядя на неподвижное тело Имса, плакал от своей беспомощной и больной любви, а тут! Почему, ну почему он был так безапелляционно уверен в том, что и тут, в лимбе, Имс мучается ужасно? Только потому, что лимб был пугалом для всех дримшэреров? И все боялись, ну просто до колик, туда попасть? По традиции? Ждал ли он, что тут же, моментально, стоит ему только спуститься в лимб, он обнаружит ожидающего его Имса? Тоскующего, как сам Артур? Да, наверное, да. Надеялся, что он спасет Имса здесь так же, как и в реальности, явится как рыцарь, чуть ли не на белом коне, вооруженный сверкающим мечом? Да. И что же вышло? Он нашел тут прекрасный город, заполненный всем, что так любил Имс, и никаких страданий, а вместо сверкающего меча – обычный глок за поясом, привычный, единственное, что выпадало из образа времени.
Из сплетения улиц Артур вышел на набережную. Здесь тоже бродили толпы веселых, смеющихся людей, мелькали мужчины в морской форме, слышалось, как неподалеку волны игриво облизывали берег. Он покрутил головой, понял, что находится почти в конце променада и двинулся в сторону скопления людей и зданий. Стало понятно, что с другого конца набережной располагался порт. Как было известно, порты были также одной из страстей Имса, и Артур справедливо рассудил, что там вероятность обнаружения наглой сволочи увеличится.
Он уже почти добрался до причалов, уже стали видны темные бока кораблей, и толпа уже большей частью состояла из матросов в бескозырках и белой униформе. И тут он вдруг застыл как вкопанный. Прямо перед его носом всеми цветами радуги переливались лампочки, из которых была выполнена надпись - «Darling». А чуть ниже, помельче – «кабаре и казино». А еще ниже, в светящейся раме огромная афиша с названием вечерней программы: «I will survive».
Здание было… пожалуй, шоколадным. Фасад был отделан темным блестящим деревом, плавные линии парижского ар-деко приковывали взгляд. Дверь беспрестанно отворялась и закрывалась, пропуская людей.
Артур с трудом подавил желание немедленно взять глок в руку и снять его с предохранителя, досчитал до десяти и вошел. Никакого желания торопиться он теперь не испытывал.
Проблем с проходом не возникло тоже – по-видимому, здесь приветствовались не только англичане. Ну-ну, подумал Артур мстительно, посмотрим.
ХХХХХ
Казино находилось справа от сцены и отделялось от зала всего лишь занавесом из бусин. Люди курсировали туда и обратно, шныряли официанты в белых пиджаках, Артур увел с подноса у зазевавшегося мальчишки бокал с шампанским и глотнул не глядя. Пахло сладким сигарным дымом. Ярость клокотала в крови такими же пузырьками как и вино в высоком бокале, глок приятной тяжестью лежал за ремнем у поясницы.
Он увидел Имса почти сразу, как вошел в зал. Тот сидел за большим круглым столом совсем рядом, в окружении пяти или шести мужчин, все - сытые английские рожи, на зеленом сукне перед ним карты рубашками вверх, в зубах – сигара, а на коленке – крошечная китаянка с алым цветком за ухом. Слышался переливчатый женский смех, звон хрусталя и фарфора, постукивание каблуков.
Убить прямо сейчас, подумал Артур. Немедленно. И тут же передумал. Кто сказал, что удовольствие в этом месте может получать только один?
- Красавица, принеси-ка мне выпить, - растягивая гласные, сказал Имс с этим своим великосветским акцентом и спихнул китаянку с коленки, придав ей ускорение небрежным шлепком. Девица сделала рожицу, но послушно засеменила к бару. – Коленка затекла, - разъяснил Имс собеседникам, усмехаясь, выдохнул дым и придвинул к себе карты.
Сосед справа сказал что-то, что Артур не расслышал, и все, включая Имса, весело рассмеялись.
- О, мальчики лучше, - хмыкнул Имс. – Мальчики всегда лучше.
- Само собой, учитывая, как они западают на тебя, старик, - сказал все тот же сосед справа, рыхлый рыжеволосый здоровяк, с белым, усыпанным веснушками лицом. – Вон, смотри, еще один попался в твои сети, – и кивнул, не глядя, в сторону Артура.
Имс поднял голову и встретился глазами с Артуром. Где-то за спиной раздался звук разбившегося стекла – видимо, кто-то уронил поднос с фужерами.
- Похоже, ты тут не скучаешь, - сказал Артур негромко, подходя к игральному столу вплотную. – Здравствуй.
- Ну привет, дорогуша, - медленно ответил Имс. Вокруг его глаз разбежались смешные лучики морщинок. – Тут неплохо, да. Но есть свои негативные стороны.
- О неужели? – спросил Артур с сарказмом. – Это какие же? Не хватает мальчиков?
- Не хватало мальчика. Такого, знаешь ли, с которым никогда не скучно. Такого, который постоянно выносит мозг, - улыбка Имса стала такой гнусно пошлой, что терпение Артура лопнуло, как те бокалы – с треском и звоном.
Он быстрым и привычным движением выхватил глок из-за пояса, и в этот момент все вокруг замерло, как будто остановилась кинопленка. Краем глаза он видел, как застыли в неловких позах люди вокруг них, как повисли бусами капли шампанского, которое кто-то откупорил прямо перед этим. Время остановилось для всех, кроме них двоих, и даже для них оно текло теперь не так как всегда – в сто, в тысячу раз медленнее, как густой сироп.
- Выносит мозг? – Артур слышал свой голос как со стороны: звонкий и язвительный. – Могу это тебе устроить. Дорогуша.
И вместе с последними слогами он нажал на курок и смотрел, как из ствола вылетела пуля, а за ней вырвался язык пламени и сейчас же – тонкая струйка дыма. Пахнуло порохом.
Артур четко видел, как пуля летит Имсу прямо в переносицу, и Имс, несомненно, видел ее тоже. Потом взгляд его снова сместился, опять встретился с артуровым, улыбка стала еще шире и – вдруг – невозможно, сумасшедше счастливой.
- Страшно тосковал по тебе, пупсик, - ясно сказал Имс.
Артур поднял пистолет и выстрелил себе в горло. Смотреть, как пуля прошибает лоб Имса совершенно не хотелось. Пора завязывать с мучениями. Хватит. Никогда больше.
Он пришел в себя рывком, мгновенно, как всегда. Рот пересох, язык был не язык, а кусок наждачной бумаги. Он дернул головой, и тут же чья-то рука, теплая и душистая, приподняла его голову, а вторая поднесла к губам стакан с водой.
Имс набрал воды в рот, подержал, с трудом сглотнул. Горло драло на части, голова была как колокол, гудела беспрестанно, все тело дергало болью, местами тупой и глухой, местами – острой, резкой. Было – плохо. Очень.
Он втянул ноздрями воздух. Пахло апельсинами и лекарствами, вечерней прохладой.
- Что?... – с тревогой спросили где-то позади, и с секундным запозданием он узнал голос Артура.
- Тихо, тихо! Пришел в себя, - ответили шепотом. Франци, подумал Имс. Франци и Артур. Вроде не мерещатся.
И его – отпустило. Отпустило внезапно, быстро, даже боль как будто ослабла. Правда, глаза открыть удалось с трудом – веки были неподъемные, тяжелые.
Имс с трудом сфокусировал взгляд, различил перед собой сначала сжатый в узкую линию рот, бледно-смуглые щеки, встревоженные карие глаза. Захотелось улыбаться и никогда не останавливаться.
- Ар..хти..
- Молчи, молчи! Ты ослаб совсем.
Имс попытался говорить, но вместо слов изо рта вырывался только скрипучий хрип.
- Имс, лежи тихо, просто лежи тихо, все в порядке, - сказала все еще невидимая Франциска.
Имс снова пошевелил губами.
- Что, пить? – голос у Артура дрожал, совсем чуть-чуть. – Франци, дай воды!
Имс глотнул опять, отпил побольше, теперь пошло лучше, язык снова скользил во рту как положено, не застревая. Снова попробовал говорить, и стало получаться.
- Что? – спросил Артур, почему-то тоже шепотом. – Зеркало? Господи, зачем тебе зеркало?
Но тут же пропал из виду, Имс услышал, как хлопнула дверь, и почти сразу Артур вернулся, держа в обеих руках большое овальное зеркало, из тех, что женщины держат на туалетных столиках.
В зеркале отражалось заросшее щетиной тощее лицо, с запекшимися губами, с огромными коричневыми синяками под глазами. Имс сделал над собой усилие, но ничего не изменилось, все осталось как было – измученное, почти незнакомое лицо, но все же – свое. Он попробовал еще и еще раз, и ничего не изменилось, лицо не менялось. Господи, все получилось! Все кончилось, и снова – все удалось! Блядь, ему снова – удалось, удалось, удалось!!!
Он справился. И Артур – здесь. Он тоже - справился.
Боже, неужели ты есть? До сих пор ему даже не приходилось задумываться об этом.
С этой мыслью Имс провалился в беспамятство, и уже не слышал, как закричал Артур и как Франческа зашипела на него:
- Тихо! Это просто обморок, Артур! Просто обморок, от слабости! Да успокойся же! Все получилось!
Имс снова пришел в себя ночью. В этот раз было уже легче, хотя бы голова не раскалывалась на куски. Он повел глазами и тут же облегченно вздохнул: Артур сидел рядом на кровати, тут же отложил книжку, которую держал в руках, спросил:
- Хочешь пить?
Имс кивнул, вот, даже на это хватило сил. Артур приподнял его, пихнул под спину подушку, устроил поудобнее. Потом взял со стола стакан, поднес к губам. Имс попробовал поднять руку – все получилось – забрал стакан и стал пить. В стакане была не вода, а какой-то фруктовый напиток, кислый и сладкий одновременно. Было вкусно.
- Что болит? – тревожно спросил Артур. Глаза в темноте блестели, Имс улыбнулся. Разбитые губы саднило, но желание улыбаться никуда не делось, становилось только сильнее.
- Ничего не болит, - голос был хриплый, сорванный. В памяти что-то колыхнулось – наверное, он все-таки кричал, когда терпеть стало уже невозможно. Забыть. По крайней мере сейчас.
- Врешь, как всегда, - нежно сказал Артур.
- Вру, - согласился Имс. – Но ты не беспокойся, все будет в порядке.
- Я тебя больше ни на шаг от себя не отпущу, - в голосе у Артура явно слышались и угроза, и вроде бы даже слезы, и Имс немедленно растаял, как сироп на солнце. – Тебя же ни на минуту нельзя оставить одного, с тобой все время что-то происходит!
- Не оставляй, ладно. Можешь даже привязать.
- И привяжу, а ты что думаешь? Постесняюсь?
- Нет, не постесняешься, - хмыкнул Имс. – Дай еще попить.
Потом силы снова кончились, но перед тем, как заснуть, он взял Артура за руку и не отпустил. Пусть привяжет, пусть хоть прикует. Хорошо.
Проснулся утром, голодный как волк после зимовки. У кровати обнаружился целый консилиум: Франческа, Артур и незнакомый пожилой доктор, в халате поверх дорогой рубашки и сине-голубого полосатого галстука. Имс перевел взгляд на Артура – тот радовал глаз узкими брючками и (неожиданно) закатанными до локтей рукавами белой сорочки. Имс порадовался про себя: не забыть напомнить Артуру, что больному нужны положительные впечатления.
- Как вы себя чувствуете, дорогой синьор? – певучим голосом, по-итальянски спросил доктор.
- Живым, - ответил Имс тоже по-итальянски. – Поесть дайте.
- Ну вот, - обрадовался доктор и задвигал бровями, делая какие-то непонятные знаки Франческе и Артуру. – Синьор голодный! Он выздоравливает, как и полагается настоящему мужчине: много сна и вкусной еды! Совершенно нечего так сильно волноваться! А вам, синьор Артур, я вообще бы рекомендовал угомониться, а то мне придется прописать вам успокаивающее средство? Хотите?
После раздражающе утомительного осмотра (Франческа согласилась удалиться только после того, как Имс пригрозил ей бойкотом) наконец удалось избавиться от врача и выбраться из кровати. Имса шатало, и приходилось цепляться за стены, но все было гораздо лучше, чем он ожидал. Артур порывался отправиться за ним в ванную, но тут Имс нашел в себе силы вступить в дискуссию и отвоевать себе пару минут одиночества на посещение туалета. После чего вернулся в кровать, недовольно напился дурацкого бульона и снова заснул, предварительно потребовав к вечеру нормальной еды.
Ужин получился намного лучше завтрака. Франческа собственноручно вкатила в комнату маленький передвижной столик, уставленный тарелками под серебряными крышками. Имс сообщил, что для мизансцены ему не хватает винтажной ночной сорочки до пят и с кружевной манишкой, и Франческа пообещала порыться с утра в сундуках и подыскать ему нечто подходящее, все что пожелает синьор, мы тут для того, чтобы сделать вашу жизнь прекрасной. Имс благосклонно покивал, входя в роль. После этого Франческа ушла, оставив их с Артуром наедине.
- Ты действительно выздоравливаешь очень быстро, - сказал Артур, придвигая стол прямо к кровати, чтобы Имсу было удобнее.
- Ревнуешь, пупсик? – усмехнулся Имс, поочередно поднимая все крышки на тарелках.
- Нет. Зачем? – не поддержал его игривый тон Артур.
- Как это зачем? – изумился Имс.
- А вот так. Ты же не хочешь, чтобы вокруг тебя постоянно умирали люди? – спросил Артур легко, наколол что-то на вилку и сунул Имсу в рот. Имс прожевал. Оказалось – кусок дыни. – Имей в виду, я убью любого, кто посмеет хотя бы мысленно отнять тебя у меня. Неважно, мужчина, женщина или ребенок. Даже ты сам. Убью быстро и без долгих размышлений. И – с удовольствием.
Имс уселся поглубже в кровати. По еду он забыл. Артур, напротив, спокойно ковырялся вилкой в своей тарелке, ничуть не изменив своего обычного выражения лица.
- Меризи мертв? – спросил Имс. Хотя и так было ясно, он и не сомневался. Но пора было поговорить об этом.
- Мертв.
- И…
- И она – тоже, - Артур поднял глаза и посмотрел на Имса в упор.
- Хорошо, - просто сказал Имс.
- Тебе страшно? – спросил Артур тихо. – Что я такой?
- Нет, - так же тихо ответил Имс. – Мне нравится.
- Ну вот и славно, - заключил Артур. – Давай есть.
После еды Имс опять сделался сонный. Нельзя сказать, чтобы он ощущал себя как в раю, все-таки для этого слишком сильно еще болело тело, но – почти рядом. В безопасности, в большой мягкой кровати, со своим личным убийцей под боком, для разнообразия мягким и предупредительным по случаю имсовой болезни – почти все, что нужно для счастья.
Он быстро заснул опять.
Следующим утром Имс развлекался, разглядывая спящего Артура. Толстые портьеры накануне сдвинули не до конца, и теперь через вертикальную щель между ними пробивалось утреннее сицилийское солнце и ложилось ярким золотым пятном на правое плечо Артура, захватывая шею и чуть-чуть ухо. Имс терпеливо ждал, когда солнце подберется от уха к носу, и потом к глазам, и Артур проснется. А пока было достаточно просто смотреть: после всех этих лет в Лимбе. Прежде чем он научился управлять временем во сне прошло два или три года, и это было очень нелегко поначалу, о нет, но кто сказал, что невозможно? Только потому, что Сайто, провалившись в лимб на деле Фишера, ухитрился состариться, прежде чем Кобб его вытащил? так это случилось потому, что Сайто, бедолаге, никто не сказал, что стареть вовсе не обязательно. Имс знал, что Кобб и его жена тоже могли вертеть временем в лимбе как угодно: позволить себе состариться, а потом бросится под поезд снова молодыми.
Подобный драматизм Имс не приветствовал, но и торчать в лимбе стариком тоже как-то не хотелось, и он думал и думал, а потом пробовал и пробовал, и вот, в один прекрасный день у него все получилось: как всегда, дело было в идее, всего лишь в правильной идее. Любому человеку известно – с каждым днем он стареет, это закон природы, и с этим ничего нельзя поделать.
Ну а если ты знаешь, что ты МОЖЕШЬ менять законы природы? Сделать все так, как хочется именно тебе? Остановить мгновение запустить его снова?
Что делает имитатор? Превращается в других людей. Что делает актер? Становится таким, каким хочет быть. Играя роль, всегда возвращается к одному образу. Все очень просто – нужна всего лишь правильная идея.
- О чем думаешь? – спросил Артур, не открывая глаз. Солнечный луч наконец добрался до его век, арки бровей и ресницы отливали красным деревом, Артур поморщился: должно быть, в носу было щекотно.
- Да так, ни о чем особенном, - соврал Имс. Обсуждать попадание в лимб не хотелось.
- Я все хотел спросить тебя, да забывал во всей этой кутерьме, - сказал Артур, все так же не открывая глаз, настолько равнодушно, что стало ясно: он обдумывал свой вопрос тщательно и давно. – Зачем тебе понадобилось зеркало? Ну, когда ты пришел в себя?
- А, вот что, - пробормотал Имс себе под нос. Интонации Артура были насквозь знакомые, упрямые, стало очевидно, что отвертеться от обсуждения неприятной темы не удастся, а Имс еще не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы сбежать из комнаты. – Ну как тебе сказать, Арти…
- Словами будет лучше всего, - не удержался от шпильки Артур, приоткрыл глаза и посмотрел сквозь ресницы. Откуда только научился, мельком подумал Имс.
- Я думал, ты уже давно догадался, Артур.
- Зеркало – твой тотем?
- Часть тотема.
- Часть? А что же другая часть?
- Я, - признался Имс. – Я и есть мой тотем. Удобно, правда?
- Перестань, пожалуйста, ухмыляться. Я так и думал, что такой самовлюбленный подонок как ты выкинет штуку в подобном роде.
- О да, конечно, мне стоило завести себе какую-нибудь шулерскую штучку. Вроде утяжеленной игральной кости, - с сарказмом ответил Имс.
Совести у Артура не было никакой, поэтому он даже и не подумал смущаться и краснеть, как про себя понадеялся Имс.
- Так как ты это делаешь?
- О Арти, да элементарно. Ничего проще – я смотрю в зеркало и понимаю, реальность это или нет. Все просто…
- Ты смотришь, и если отражение не менятеся, это значит, что ты в реальности? – перебил Имса Артур, усаживаясь на постели по-турецки и разглядывая Имса как какой-нибудь редкий экспонат. Имс потянулся и заложил руки за голову, ему нравилось представлять себя бриллиантом с куриное яйцо.
- Именно, пупсик! А если нет зеркал, то сойдет и вода, и витрина, и вообще – любая отражающая поверхность.
- Имс! Я впечатлен! Это поразительно, тотем стопроцентной эффективности!
- Чудно! Тогда иди сюда поближе.
- Ты болен.
Следующие три дня не принесли ничего нового, кроме того, что смешной доктор с удовольствием констатировал быстрое выздоровление, Франческа отвлеклась от обязанностей хозяйки лазарета и все больше внимания уделяла подзадержавшемуся на вилле консильери, а Имс, почувствовав в себе силы передвигаться самостоятельно, бесконечно совершал рейды на кухню, опустошая холодильник. В кухне он также обнаружил восхищенную публику в лице кухарки и посудомойки, всегда готовых оказать полное содействие.
- Тебя скоро разнесет, если ты будешь столько есть, - сказал ему Артур недовольным голосом вечером третьего дня, устраиваясь в постели с очередной книгой.
- Дорогуша, ты решил обратить на меня внимание? – огрызнулся Имс.
Внезапная и непонятная холодность Артура его начинала потихоньку бесить. Вообще-то, Имс представлял себе свое возвращение из комы, ну хорошо – из лимба, немного по-другому.
- Не неси чепухи, - сказал Артур, сосредоточенно листая страницы.
Имс подумал немного и решил, что хватит. Какого черта? Без всякого предупреждения выхватил из рук Артура книжку, выбросил ее куда-то в сторону, тяжело навалился сверху.
- Что происходит?
- Ничего не происходит. Пусти, тяжело.
Вместо этого Имс, упираясь лбом в грудь Артура для равновесия, обеими руками потянул вниз резинку его шелковых пижамных штанов, задышал тяжело.
- Тебя кто-то трахал, пока меня не было?
- Ты идиот?
- Какого хуя ты тогда бегаешь от меня, а?
- Имс! Я не…
- Блядь, ты же должен понимать, Артур! Почти четыре года! Почти четыре года я проторчал в этом гребаном лимбе! Почти четыре года я провел – без тебя!
- О да, я заметил, как ты там скучал! С девицами на коленках!
- Артур.
Артур дергался под ним, отворачивал лицо. Имс понимал, что Артур мог бы вывернуться, да просто спихнуть его в сторону, все-таки Артур был тренированный боец, а сам Имс был еще далеко не в лучшей форме, но нет, не спихивал, и Имса понесло: он торопливо, грубо раздвинул Артуру ноги коленом, штаны полетели в никуда вслед за книгой, стал слепо толкаться членом в промежность, помогая себе рукой. Сломанные ребра болели, Имс морщился и зло шипел сквозь зубы, неловко опираясь на другую руку, и тут Артур дернулся ему навстречу, подтянулся, обхватывая ногами, рычал в шею, щипал со всей силы ягодицы, царапал ногтями спину. Имс забыл обо всем – о боли, о загнанной внутрь тоске, ничего не осталось, только распластанный под ним Артур, отчаянно выгибающийся, и Имс цеплялся за него изо всех сил.
Не время было для демонстрации умений, для цивилизации и галантности, нежности, тонких чувств: они просто насыщались друг другом, как звери, с воем, с бессмысленным бормотанием, с жадностью, и это было дивно хорошо. Лучше всего.
Потом снова все заболело: ребра заныли, порезы на коже кое-где снова разошлись и стали кровить, Артур невнятно ругался сквозь зубы, трогая себя между ног. Имс скосил глаза, никаких сожалений он не испытывал. В конце концов, здоровый мужик. И тут же, без всякой логики, забеспокоился, спросил:
- Ты там как? Больно?
- Идиот, - буркнул Артур, фыркнул и вдруг полез обниматься, тоже как-то забыв беречь больного Имса. Ребра заныли еще сильнее, но Имс терпел, потому что – ну что такое боль по сравнению с Артуром? А ребра заживут, никуда не денутся.
- Когда я тебя увидел там, в этом доме… - сказал Артур глухо, - и потом, ты был такой… я думал, ты умираешь. Я чуть с ума не сошел. Пока ждал тебя в Париже, а тебя все не было… Потом пока ждал, пока тебя найдут…
Артур так и лежал, зарывшись носом Имсу в шею, Имс чувствовал, как он пытался сдержаться, не раскрываться до конца – и как у него не получалось, слова вырывались сами собой, лились неудержимо.
- Я думал, ты умираешь… - повторил Артур и посмотрел на Имса больными глазами.
- Я тоже так думал. Так что выход был только один – прямо в лимб. Я же не знал, когда ты сможешь прийти. Или – придешь ли вообще…
- Придурок.
- Артур. Послушай внимательно, я это повторять не буду. Я не знал, придешь ты за мной или нет, и можешь считать меня сколько угодно неуверенным в себе идиотом – такова жизнь, все может измениться. Ты мог – передумать. А мне не было никакого смысла цепляться за реальность: если бы ты смог и захотел, ты бы нашел меня и в лимбе, а если бы нет – ну, там точно было лучше! Они, знаешь ли, доставили мне несколько неприятных минут.
- Имс, ты неисправимый идиот, - Артур поднял голову и посмотрел Имсу в глаза. Имс немного смутился. - Что за бред, как я мог не прийти? – Артур помялся и все-таки решился: - Сильно мучили?
- Ох, нуу… Ты же знаешь, степень мучений пытаемого очень зависит от степени умений палача, - неприязненно фыркнул Имс. – Палачи из них были неважные, боялись сильно, что сдохну, и ничего они не получат, так что… Потом уж, когда Маграт придумала запереть меня в темноте, было у них там какое-то изолированное помещение… вот там стало хреново – стал терять все ощущения, может быть, так сходят с ума, когда вообще ничего, ни одной привязки, не знаешь, жив ты или мертв… Слушай, не хочу я об этом говорить.
- Прости.
- Да ну…
- Имс, знаешь, я…
- Знаю. И я.
Артур сощурил глаза. Имс усмехнулся, потрогал Артура за бока, погладил зад. Хорошо, очень.
- Пупсик, ну ты же не рассчитываешь всерьез, что я скажу это вслух?
- Ваше желание избегать конкретики, мистер Имс, иногда совершенно неуместно!
В Париже было совсем по-осеннему, холодно и ветрено, небо затянуло гладкими серыми облаками. В квартире у Артура царили идеальная чистота и порядок, и это произвело на Имса несколько гнетущее впечатление. Он тут же прошелся по всем комнатам, постоял на пороге спальни, разглядывая кровать.
- Все устраивает? – поинтересовался Артур, снимая перчатки.
- Вроде да, - сказал Имс, размотал шарф и бросил на покрывало. Теперь комната выглядела гораздо уютнее. – Немножко похоже на музей современного искусства: все пустое и бело-кремовое.
Артур приподнял бровь. Имс тут же обезоруживающе заулыбался, рухнул на кофейного цвета диван. Диван оказался неожиданно удобным. Имс поерзал довольно, крикнул Артуру вслед:
- В Париже есть он-лайн доставка?
- А что ты собрался заказывать? – откликнулся Артур из прихожей.
- Все подряд. Еду, питье – все. Я не собираюсь выпускать тебя из квартиры как минимум неделю. И нечего хмыкать – я ужасно болен, разве ты не знаешь? У меня строгий режим, и мне нужен постоянный присмотр, желательно прямо в постели.
- Разве ты не хочешь свежих круассанов по утрам?
- Знаешь, дорогуша – нет, не хочу. Эта ваша парижская романтика меня никогда не увлекала. Все эти круассаны, сигареты Gitane и вышедшие за багетом и пропавшие на несколько лет любовники – фу, какое клише и моветон!
В дверь позвонили, Имс услышал, как Артур по-французски отвечает консьержке. Имс стянул пальто, пиджак, расстегнул рубашку чуть ли не до пупка и с удобством разлегся на диване, подсунув под голову подушку. Артур продолжал чирикать с консьержкой. На улице начался дождь, капли стучали по подоконнику так, будто там кто-то ступал крошечными коготками.
Артур вернулся в гостиную с пачкой разнокалиберных конвертов, сгрузил их на журнальный столик. Хотел было уйти, потом передумал и уселся рядом с Имсом, пихнув того в бок. Имс не возражал. Он вообще в последние дни пребывал в весьма благодушном настроении, с прежним удовольствием задирал Артура, в ответ на возмущенные взгляды и замечания лез хватать руками, целоваться, говорить всякие скабрезности. Иногда с самоиронией думал про себя, что похож на дорвавшегося до желанной игрушки ребенка, который не может остановиться, чтобы не потрогать лишний раз, не погладить, не посмотреть.
Артур тоже не сопротивлялся, кривил для вида лицо и хмурил брови, но подставлял шею под поцелуи, а другие части тела под имсовы руки охотно, изображал недотрогу только для обоюдного удовольствия, двуличная зараза.
Имс млел и таял и готов был прожить в таком пошлом ленивом безделье всю оставшуюся жизнь. Ну как минимум до тех пор, пока не придется расплачиваться по долгам с милыми родственниками Франчески. Переживать по этому поводу он лично не видел никакого смысла: дядюшка Марио, как говорится, взял Артура на понт, использовал представившийся ему шанс на полную. Имс подумал, что на месте Артура сам еще и не такое бы пообещал. Если бы похитили Артура – нет, лучше не представлять. Правда, он старался не думать много на эту тему – от таких мыслей сводило мышцы и портился аппетит. А что касалось трех обещанных извлечений, ну что ж, деваться было теперь некуда. К тому же, Имс не усматривал в этом ничего особенно ужасного: заниматься такими делами под прикрытием одной из сицилийских семей – ну, это можно было рассматривать как определенные гарантии безопасности, не говоря уж о ресурсах, которыми они располагали.
Имс от всей души любил хорошие бизнес-связи. Пусть даже не такие прямолинейные, которым отдавал предпочтение Артур. И дядюшка Франчески попадал в категорию полезных знакомств и раньше – обаятельный и опасный хитрец, прекрасный собеседник, так что - что ни делается, все к лучшему. Словом, будущее представлялось Имсу вполне радужным. Он усмехнулся про себя каламбуру, скосил глаза на Артура.
Артур сосредоточенно вскрывал ножом для бумаги конверты, быстро просматривал содержимое, потом засовывал обрывки и листы в корзину.
Имс с интересом наблюдал за процессом. Стопка уменьшалась в хорошем темпе, скоро на столешнице осталось только два конверта: один узкий, хорошей плотной бумаги, другой – крупный, противного горчичного цвета, толстый и грязный. Имс приготовился.
Артур покончил с красивым конвертом, заметил, что Имс смотрит и пояснил:
- Приглашение на свадьбу кузины.
- Ты возьмешь меня с собой? – оживился Имс.
Артур закатил глаза.
- Ты это серьезно? Я и сам никуда не пойду.
- Почему, пупсик? Свадьба – это так романтично! Представь, невеста бросает изящный маленький букет в воздух, все восхищенно замирают... Вдруг ты его поймаешь?
- Кто-то сейчас поймает хорошего пинка, - недружелюбно буркнул Артур, открывая последний конверт.
Помедлил, повернулся к Имсу, окинул его оценивающим взглядом. Имс приосанился, насколько это было возможно в лежачем положении, и выпятил грудь.
- Мда… - глубокомысленно процедил Артур и вернулся к потрошению конверта. – Так… а это еще что такое?
Из конверта на стол выпали обрывки газеты, какие-то потертые листки, посыпалась труха. Артур брезгливо поворошил пальцем клочки, подтянул один из листов к себе.
Молчание.
Ни одного слова, долго. Потом:
- Имс.
- Мм?
- Я знал, что у тебя нет совести. Но чтобы настолько!..
- Хм, пупсик, ты еще про честь мою вспомни. В чем дело?
- Ты… ты просто в наглую послал наброски Да Винчи ПО ПОЧТЕ?
- А что такого? Евросоюз гордится своей почтой, и это единственное, в чем я готов согласиться с мнением Евросоюза, потому что…
- Какое, блядь, мнение Евросоюза!
- Милый, не забывай, я ирландец!
- Лучше заткнись!
- Ладно.
- Ты. Послал. Бесценные. Рисунки. По почте! Ты вообще в своем уме?!
- Дорогой мой, ну а что бы с ними стало? Ай, не надо крутить мне кожу, у меня ребра еще болят! Ай, щекотно! Ты меня сейчас совсем уморишь, Арти!
- Да я тебя сейчас удушу, своими собственными руками! И тогда уж точно никто не узнает, куда пропали наброски!
- Ой боюсь, боюсь! Да они и так твои, милый! Подумай, мы теперь богаты!
- Мы и до этого были богаты, ты, идиот! Я тебя чуть не потерял из-за этих бумажек, а ты их спер, да еще и послал по почте! ПО ПОЧТЕ!
- Арти, ну прости, я не мог удержаться! Ну! Они же лежали там просто так, почти безхозные, никому не нужные и печальные! И потом - они такие красивые! Почти как ты, ай!
- Убью тебя сам, так будет проще.
- Имс.
- М?
- Помнишь, ты говорил о Юго-Восточной Азии? Все еще хочешь туда?
- Ты еще спрашиваешь! Пустынный пляж, прибой, вечерний закат, ты совсем голый…
- Не только я.
- Что? О. Ну конечно.
- Я заказал билеты. На завтра.
- На завтра? Я думал – свадьба…
- На завтра. Послезавтра у нас встреча в Куала-Лумпур.
- Арти?
- С агентом по недвижимости. Пустынный пляж – это хорошая идея. На пустынном острове.
- Артур?
- Я подумал - с острова трудно сбежать. Особенно голым. Мне так будет гораздо легче за тобой присматривать.
- О.
- И никаких возражений.
- Молчу.
- Не смей ржать.
- Ни-ни.
После Имс пытался вспомнить, когда же это случилось, и выходило, что где-то между третьим и четвертым перелетом. А может, между четвертым и пятым. Еще он пытался вспомнить, как же это он так облажался, но ничего не выходило. Как будто память отказывала, в голове появлялся блок, и мысли произвольно смещались на постороннее. Возможно, даже подсознательно он не хотел признаваться самому себе, что – расслабился. Размяк. Превратился в желе.
А возможно, потому, что самоуверенность была его вторым «я». И Имс даже мысли допустить не мог, да просто в голову прийти ему не могло, что он, уже давно не желторотый мальчишка, съевший пуд соли и закусивший тонной перца, способен сесть в лужу так по-детски позорно, так бесславно и глупо.
Это потом уже стало ясно, как его поймали. До смешного примитивно. Хорошенькая стюардесса где-то в небе между Стокгольмом и Пальмой-де-Майоркой, или наоборот, степенный немолодой стюард, между Римом и Каиром, да какая нахрен разница – кто! Главное, что этого кого-то Меризи подкупил, или запугал, а вероятнее всего: и то, и другое, и вот, в стакане скотча или минералки ему подсунули снотворное, а дальше – пассажиру стало плохо. И кому какое дело, что за скорая помощь и куда повезла несчастного, нет человека и проблемы тоже нет.
Пришел он в себя уже в камере. Или не в камере – он не знал. Вокруг была сплошная темнота, ремня в джинсах не было, не было и шнурков в кроссовках, и конечно, не было больше ничего: ни витого шелкового шнура на шее, на котором висел крестик и который так удобно было при случае использовать в качестве удавки, и часов, металлический браслет которых в момент острой необходимости превращался в кастет, ни, само собой, рюкзака, где имелось много предметов первой необходимости.
Пустая, беззвучная темнота. Имс обшарил все помещение. Небольшая комната, никаких окон, шершавые, похоже, нештукатуреные стены. Затхлый воздух, но не сырой, скорее пыльный. На полу, тоже шершаво-бетонном, песок. В одной стене он нашарил дверь. Прямоугольник толстого металла, судя по тому, что звук от простукивания был глухим.
Отличная ловушка, не придерешься. Имс выбрал дальний от входа угол и лег прямо на пол, матрасов и прочих роскошеств для пленника не предусматривалось. Никаких особенных сомнений на тему «кто бы это мог быть» он не испытывал. Девяносто процентов было за то, что поймал его Меризи, и никто другой. Оставшиеся десять процентов Имс положил на непредвиденные случайности, в конце концов, народу, желавшего ему неприятностей, и, что важнее, бывшего в состоянии их ему устроить было в избытке.
Было тихо как могиле. По крайней мере, он так себе это представлял. В могилах Имсу бывать еще не приходилось, хотя прогуливаться по осыпающейся комьями кромке доводилось не раз.
Он лениво размышлял, какие у него есть шансы в этот раз, но информации было слишком мало. Катастрофически мало. Он даже еще не видел тех, кто его захватил. Очевидно, Меризи располагал достаточными силами, чтобы поймать и держать в своих руках кого угодно. Имс слишком расслабился, зазнался, давно привык виртуозно выпутываться из проблем, и вот результат – он в жопе, и неизвестно, насколько глубоко и крепко. Ярким снимков перед глазами появился Артур, железобетонно уверенный в том, что Имс должен, да нет – обязан! – иметь человека, на которого можно положиться. Лицо перекосило кривой ухмылкой, даже щекам стало больно. О да, положиться на кого-то еще, что за дивная идея! Из разряда тех самых булыжников, которыми выложена дорога в известном направлении. Имс сполз по стенке, развалился на грязном полу, под лопаткой больно кольнуло: на ощупь оказалось что-то вроде куска кирпича. Темно было хоть глаз выколи, разглядеть ничего не удавалось. Он запустил обломком куда-то в направлении двери, камень ударился о стену с тупым звуком, упал, прокатился, и все снова стихло.
Дорогуша моя, думал Имс об Артуре, какой же ты все-таки еще ребенок. Какое нахер партнерство, какое доверие? Никто никогда не поможет, и полагаться можно только на самого себя.
О том, почему он пустился в бега, почему не засел в одной из своих нор, которых по миру у него было множество, Имс не подумал. Каменный мешок не лучшее место для рефлексий, совсем на другом полюсе от уютного кабинета психоаналитика. То, что он метался, запутывая следы, как заяц, то, как он отчаянно пытался увести возможных преследователей подальше от Артура – обо всем этом Имс не думал. Или не хотел думать. Или – не получалось.
Потому что иначе надо было честно признать, что Артур слишком глубоко пробрался в его жизнь, влился в его кровь, растворился в клетках и осел там – невыводимым ядом. Потому что тогда Имсу надо было бы уже идти до конца и сказать себе – я без него не могу больше. И не хочу.
Но это было все также страшно, гораздо хуже, чем темная каменная комната, в которую его засунули.
По-видимому, он задремал. Счет времени потерялся очень быстро, да и с самого начала, как Имс очнулся, он не знал, сколько он уже провалялся здесь. Снилось ему что-то пестрое и радостное, но позади этого разноцветного мельтешения притаилось нечто темное, ждущее, опасное и алчное, будто акула ходит кругами – рядом, но невидимая в мутной воде.
Зажегшаяся на потолке лампа ударила по глазам как световая бомба. Имс ослеп, глаза залило белым и алым, с гнусными зелеными всполохами на периферии. Он все же сгруппировался, но на висок тут же обрушился удар, и Имс потерял сознание.
Когда вернулось сознание, он обнаружил себя на стуле, со скованными за спиной запястьями. Подергал руками, звякнула цепь. Понятно, значит, наручники еще и прикованы к перекладине стула. Умно, ничего не скажешь. Имс пошевелил ногой – та же самая история. Да, подумал он с невеселым удовлетворением, меня тут боятся.
- Дорогой мистер Имс!
Ну конечно! Значит, теперь можно прибавить десять процентов случайности к основными девяноста – Меризи.
Проморгавшись, Имс увидел прямо перед собой сидящего Меризи. Тот вольготно расположился на простом металлическом стуле, каких полно в благотворитльных столовых для бездомных – легко мыть и обрабатывать дезинфицирующими средствами.
Тут Имс удивился, какая фигня все же лезет в голову и сосредоточился на проклятом иезуите. Вдруг остро пожалел, что не удавил его сразу, еще тогда, жарким солнечным полднем в пустой вилле в Таормине. Не было бы сейчас никаких проблем.
Вообще бы ничего не было.
Он обвел глазами помещение: небольшая комната с бетонными стенами и потолком, напротив металлическая дверь, которую он обнаружил еще тогда, когда исследовал свой карцер в полной темноте, в левом дальнем углу железный люк с маленькой скобой – то ли вход в подвал, то ли еще что-то.
- Настало время нам поговорить по душам, - нараспев начал Меризи. – Как вы думаете?
- А у кого это тут есть душа? – осведомился Имс, подвигал носом: в носоглотке пересохло.
- Вы сомневаетесь в существовании души? – заинтересованно спросил Меризи, положил ногу на ногу и сцепил руки на колене.
- А мы тут собрались для теологического спора? – в свою очередь поинтересовался Имс. – Тогда освободите мне руки, я на такую тему без жестикуляции общаться не смогу.
- Ах какой вы наглец, дорогой мистер Имс! Вам бы все шутить и зубоскалить! - сказал Меризи так, будто все происходящее доставляло ему неимоверное удовольствие.
Хотя вполне вероятно, что именно так все и было.
- Ну вы еще меня шалунишкой назовите, - протянул Имс, метнул взгляд направо и налево.
По бокам от него стояли двое, с ног до головы в черном, лица в масках для спецназа. В руках по автомату, и по хватке совершенно ясно, что обращаться с ними мальчики умеют. Еще один располагался за спиной у Меризи. Имс объективно оценил свои шансы. Шансов было – ноль.
- Не перейти ли нам к делу? – светским тоном осведомился Меризи.
- Прошу, - ответил Имс, откидываясь на стуле, насколько это было возможно. – Чем обязан?
- Все исключительно просто, дорогой мистер Имс! – в голосе Меризи послышалось воодушевление. – Я бы даже сказал: элементарно! Смею предполагать, что это помещение не совсем комфортно для вас, не так ли? И вам хотелось бы поскорее оказаться где-то в другом месте?
- В этом есть большая доля правды, - согласился Имс.
- Тогда, я надеюсь, мы решим вопрос к обоюдному удовольствию! Вы отдадите мне наброски Да Винчи, я отпущу вас на все четыре стороны.
Имс помедлил. В общем-то, выбора у него особенно никакого не было.
- Наброски? Вы все так же питаете необоснованные надежды, что они у меня?
- Мистер Имс! Вы меня, право, обижаете. Это где-то даже неприятно. Это не надежды, это логический вывод.
Имс приподнял брови. Меризи вдруг наклонился к нему, очень близко, стали видны красные прожилки лопнувших сосудов в белках глаз. Имс отстраненно подумал, что иезуитскому интригану давно толком не удавалось выспаться.
- И на основе какой именно ошибочной предпосылки вы делаете этот так называемый логический вывод, уважаемый синьор?
- На той основе, что означенных набросков не оказалось ни у художника, ни у его друга-реставратора, - зло выплюнул Меризи. – И на основе того, что в домах их обоих непосредственно перед пропажей побывал один из самых известных воров в мире.
Имс хмыкнул. Ему давно уже все стало ясно, и поделать было ничего нельзя. Оставалось только доставить себе удовольствие, поиздеваться над врагом, раз уж расплата была неминуема и близка.
- Где наброски? – наигранное терпение Меризи кончилось, в уголках его рта Имс отчетливо видел белые следы высохшей слюны.
- Я вам сказал еще на Мальте – я не знаю, о чем идет речь, - устало объявил Имс.
- Прекрасно. Раз вам так угодно…
Меризи встал и кивнул троице в черном. Потом, уже от двери, снова обратился к Имсу:
- Оставляю вас подумать над ситуацией. Поговорим позже.
Имс посмотрел, как захлопнулась дверь, перевел глаза на оставшихся.
- Можете приступать, ребята, - кивнул головой.
То, что бить его будут умело и тщательно, стало ясно с первого же удара, рассекшего губы. Рот моментально наполнился железистым мерзким вкусом, второй удар пришелся на бровь: глаза сразу стало заливать кровью. Потом в дело вступил второй черный, и после этого Имс долго не продержался, поплыл, упал вместе со стулом, успел почувствовать только, как его лупят ногами по почкам, и отключился.
И снова темнота. Долго, долго. Он был весь мокрый, видимо, напоследок его опять окатили водой. Имс попытался прикинуть, сколько он тут лежит, но зацепиться было не за что. Не было уверенности даже в том, что его окатили водой сразу после избиения – он лежал в большой луже, уже без наручников и стула, это мог быть уже не первый раз.
В той же самой тугой темноте он с трудом перевернулся на живот, и лежал так какое-то время - отдыхал. Было откровенно хуево: тело ломило так, что казалось, в нем не осталось ни одного более-менее целого места, в глазах от каждого движения расходились флуоресцентные пятна. Он выждал, пополз дальше, туда, где предположительно находился увиденный им раньше люк. Через каждые десять-двадцать сантиметров приходилось останавливаться, чтобы снова не потерять сознание. Сколько он полз, было непонятно – может быть час, а может – пятнадцать минут.
Имс ощупывал пол перед собой, правая кисть онемела, чувствительность пальцев пропала почти совсем.
Никакой крышки люка он не нащупал, вместо нее обнаружилась небольшая дыра с неровными краями, из которой несло невыносимым смрадом. Его тут же вырвало, блевал долго, одной желчью, казалось, с каждым следующим спазмом из горла полезут наружу куски желудка.
Он еще даже ухитрился усмехнуться про себя, прежде чем отключиться снова – ну хоть какая-то гигиена.
***
На следующий раз укутанные в черное тюремщики явились без Меризи.
Сил встать у Имса не было, к тому же его снова ослепил внезапно зажегшийся свет. Он тупо смотрел снизу, как они подошли, все так же с автоматами в руках, направленными прямо на него. Один, похоже, главный из трех, небрежно пихнул его ногой, спросил глухо:
- Скажешь, где наброски? – сквозь толстый слой ткани на его лице голос просачивался невнятно, но Имс расслышал знакомый акцент.
Такие интонации и звуки могли образовываться только во рту уроженца Северной Африки. Арабы, скорее всего. Очень интересно: арабы и иезуиты. Или он что-то не понимает?
Размышлять об этом ему не дали, на этот раз стразу стали бить ногами, Имс отключался, приходил в себя от того, что его обливали водой, потом он отключался снова и с третьей отключки перестал считать, сколько раз его приводили в себя. Процедура повторялась без всякого разнообразия – вопрос, молчание, удар, удар, еще, провал.
И опять – темнота, лужа под ним, и больше ничего. Никакой привязки к действительности, никаких звуков, абсолютная пустота. В этот раз он полз к вонючей дыре наверное целый день, или сутки, или час… Мочиться пришлось лежа, и Имс радовался как ребенок тому, что опухшими руками ему все-таки удалось расстегнуть штаны и пристроиться так, чтобы большей частью попадать в дыру. По крайней мере, не на себя. И что ссать было не больно. Хоть тут пока ничего не отбили, вяло порадовался Имс.
Потом он еще одну вечность полз обратно к своей луже и долго лежал, опустив в нее лицо, втягивая разбитыми губами воду.
Время отмерялось теперь для него этими карабканиями от лужи к гнусно вонявшей дыре и обратно.
Никто не приходил.
Поначалу он ждал, что появится Меризи – ну хоть что-то, что докажет ему, что он еще жив. Тотальная темнота и тишина оказалась хуже всего, хотя это было смешно, просто смешно – взрослые мужчины не боятся темноты и тишины. Бояться надо было другого – умелых побоев, возможных изощренных наказаний из богатого репертуара иезуитов, в конце концов – банальной сыворотки правды, даже странно, что этим не воспользовались сразу. Должно быть, сообразили, что она может дать непредсказуемый результат в организме, привыкшем к сомнацину, но попробовать-то они были должны?
А вышло, что самым страшным для него стала невозможность видеть и слышать. Ничего, кроме боли, прогорклой воды и вони.
Сначала он даже посмеивался надо собой, но с каждым провалом в обморочный сон без сновидений и с каждым пробуждением его все больше охватывала абсурдная уверенность в том, что ему все привиделось. Мозг, привыкший перерабатывать мегатонны образов и впечатлений, дал сбой, воображение отказало, пришло в негодность. Оно теперь работало на обратный результат, и дикая до идиотизма мысль, что ему все привиделось, приснилось, что все его воспоминания – всего лишь взбрыки подсознания, постепенно занимала все больше и больше места, распространялась, расширялась. Постепенно Имсу стало казаться, что он не может вспомнить, как он попал в этот подвал, граница между сном и реальностью начала стираться.
Имс, конечно, сопротивлялся, хладнокровно думал о том, что Меризи удается ловко обыгрывать его на собственном поле – заставить его самого подсадить себе идею.
Но с каждым разом убеждать себя в том, что правда именно такова, становилось все труднее.
И с каждым разом становилось все труднее не воспользоваться последним оставшимся в его распоряжении выходом.
***
Снова ослепляющий свет. Снова долгие и болезненные попытки хоть что-то разглядеть. Ожидание очередного избиения и извращенная радость, что с ним произойдет хоть что-то.
Поливать водой в этот раз не стали. Руки в наручниках за спиной, но не привязаны к спинке стула, вокруг ног – банальный ремень. Когда резь в глазах стала медленно отступать, Имс жадно принялся вглядываться в сидящего напротив человека, но все плыло бесформенными пятнами, сфокусировать взгляд никак не получалось.
- Все вон, - сказали совсем рядом.
Да, он узнал голос мгновенно. И немедленно почувствовал дикую, жгучую волну радости, пронесшейся по всем клеткам тела, вздыбившей каждый волосок, и сию же секунду вслед за радостью – ему стало страшно.
Обреченность.
Маграт спокойно сидела на стуле, будто в кресле, рассматривала Имса, чуть склонив голову набок. Дежа вю: именно так она смотрела на него в тот день, когда они впервые встретились посередине Графтон-стрит. С усмешкой, превосходством, любопытством.
- Ты потерял всю юношескую прелесть, милый, - задумчиво сказала Маграт.
- А ты все также прекрасна, несмотря на возраст, - не остался в долгу Имс.
- Фу, это было грубо!
Да, не так он представлял себе эту встречу. Обычно воображение подкидывало Имсу картинки более выгодные, нежели чем бетонный мешок, связанные руки и провонявшая одежда.
- Что же Меризи не пришел?
- Мне подумалось, что тебе захочется скорее поговорить со мной наедине… мальчик, - улыбнулась Маграт.
Имсу и хотелось бы сравнить ее улыбку с оскалом акулы, но нет, Маграт была прекрасна ничуть не меньше прежнего, тонкая, с копной рыжих волос, в белом брючном костюме, как будто она приготовилась к деловому обеду, а не к допросу.
- Ты ничего не хочешь у меня спросить, милый?
- А я должен? Мне показалось, что задавать вопросы – это твоя прерогатива. Дорогая.
Она рассмеялась. И тоже как раньше – чуть хрипловато, обаятельно. Имс равнодушно припомнил, что когда-то эти звуки приводили его в состояние полнейшей покорности, только и хватало сил, что держать лицо.
- Скучал?
- Сначала да, - ответил Имс честно. – Потом перестал. Жизнь не остановилась, знаешь ли. Хотя какое-то время мне казалось, что – да.
- Я тоже. Ты был все же очень забавный мальчик.
Маграт встала, прошлась вокруг стула, чуть сморщилась – видимо, унюхала запах из дыры в углу.
Имс, нимало не стесняясь, пожал плечами, насколько это было возможно с наручниками на запястьях.
- Прости, дорогая, интерьер не очень удачен, да и с вентиляцией проблемы.
- Ты стал язвой, милый.
- Я всегда старательно учился у тебя.
Маграт не ответила, продолжала рассматривать лицо Имса. Вдруг подошла, наклонилась, потрогала пальцем его рот. Ноготь на пальце был длинный, ярко-алый, от кожи пахло горькими, совсем не женскими духами.
- Разбили такой хорошенький ротик, - протянула она так, как будто кроме нее тут больше никого не было. Как будто Имс был просто предметом. – Ты очень плохо выглядишь.
- Потому что меня били, Маграт, дорогуша, - ответил Имс ей в тон.
- А не надо было упрямиться, милый! Тебе сказали – все очень просто: наброски нам, свободу тебе.
Имс поерзал на жестком сиденье, вздохнул глубоко.
- Я не такой оптимист, как в семнадцать, дорогая. Почему-то мне не верится в свободу.
Маграт снова уселась, подперла подбородок рукой.
- Ну а какой у тебя выбор? - холодно сказала она. – Жить в камере? С регулярными побоями?
- Жить избитым приятнее, чем быть просто мертвым. Хорошо, что ты не пытаешься разубедить меня.
- В чем?
- В том, что вы не собирались меня убивать, если бы я отдал вам наброски.
- Хорошо, что ты не пытаешься разубедить меня, что наброски спер ты, - рассмеялась Маграт.
- Ну, все же я тебе обязан, ты подтолкнула меня в нужном направлении когда-то.
- Благодарный мальчик, такой милый… - протянула Маграт, опять наклонилась.
Имс даже удивился, ей же должно быть уже около шестидесяти, а глаза все такие же молодые, ярко-зеленые, упрямые.
Маграт наклонилась еще ближе, подождала, лизнула имсову нижнюю губу. Отстранилась и облизалась.
- Кровь, - сказала нежно.
Имс приподнял брови.
- Не подозревал, что ты любишь жесткий секс.
- Просто мы не успели с тобой закончить. Тогда.
- Я помню. Ты сбежала, не попрощавшись.
- Нет. Я уехала по срочным делам. Мне было не до развлечений, - она помолчала, снова поморщилась. – Впрочем, сейчас мне тоже не до развлечений. И мне хочется на свежий воздух.
Имс снова пожал плечами, вроде как извинился.
- Нет. Уж прости. Будете бить дальше?
- Что? А, нет. Это Меризи, иезуит недоделанный, - скучным голосом сказала Маграт, рассматривая ногти. – Думал, что побои подействуют.
- Ну, было неприятно, - нейтрально сказал Имс, раздумывая, что могла придумать Маграт.
В том, что ее фантазия многократно богаче, чем у Меризи, Имс не сомневался.
- Тяжело сидеть в темноте, а? – вдруг спросила она с интересом.
- Тяжело, - признал Имс. Смысла врать не было никакого.
- И о чем же ты думаешь? Сидя в темноте?
Имс сдержался. Внезапно весь этот разговор, напоминающий ядовитый пинг-понг, достал его до печенок, очень хотелось послать ее на хуй, но не стоило, нет, и он удержался. Промолчал.
- Думаешь об этом своем красавчике? Таком хорошеньком тоненьком брюнетике?
О, ну конечно! Само собой, до этого тоже должно было дойти, неужели он сомневался? Имс сжал челюсти, вот уж Артура он обсуждать точно не собирался.
- Не хочешь о нем говорить? – проницательно спросила Маграт и улыбнулась. – Напрасно, я бы послушала. Всегда интересно послушать, кто пришел вместо тебя.
- Дорогая, с тобой точно никто не сравнится, - механически огрызнулся Имс.
- Ммм, все надеешься, что он тебя выручит, правда?
- Нет, - честно сказал Имс.
- Вот как? – казалось, она действительно удивилась. – Что же, ты и ему не доверяешь?
Неправда. Просто – это его не касается.
- Ну, в общем, мне все равно. Все эти ваши сложные отношения уже не актуальны, милый. Вернемся к нашей теме: где наброски.
Имс промолчал, да она, очевидно, и не ждала ответа.
- Ну вот, раз уж побои на тебя не действуют, мы пойдем другим путем. Более эффективным.
- Да, палачи Меризи оказались слишком трепетными. Или неумелыми, - съязвил Имс. – Похоже, боялись слишком попортить жертву.
- Ничего, - отмахнулась Маграт. – Теперь тут есть гораздо более квалифицированный палач. А из мальчиков получатся отменные насильники, раз уж с пытками не вышло. Как ты относишься к групповому насилию, милый?
- Ты решила продолжить с моим обучением, дорогая? – парировал Имс.
Ну вот, действительно, выбора у него больше не осталось никакого.
***
Бить Маграт умела ничуть не хуже парней в черном, если не лучше. А кроме того, Имсу показалось, что в последний момент он заметил у нее в руке что-то блестяшее – скорее всего, кастет. Он снова очнулся в темноте, уже не связанный. Было холодно, и странно, и тут Имс понял, что раздет. И что времени у него, похоже, мало. Маграт никогда не медлила, приняв решение. Няньчиться с ним неделями она точно не станет, подумал Имс.
Что ж, пора.
Не обращая внимания ни на что, не замечая, что обдирает кожу, не замечая ноющей во всем теле боли, он подполз на четвереньках к стене и стал ощупывать руками трещины. Ага, есть!
Вот она!
Подушечки пальцев приятно холодила крошечная ампула.
Это было удивительно, в это было невозможно поверить, это было глупо и непрофессионально – однако это произошло. Его обыскивали, у него, понятное дело, отняли все, но как, как можно было просмотреть надрез в подкладке кроссовки, где Имс давным-давно, на всякий случай, припрятал украденную у Артура ампулу с новой вариацией сомнацина – это Имс понять не мог. Он перепрятал ее тут же, как только обнаружил, что ее не нашли – в щель в стене. Ему отчаянно не хотелось использовать это средство, в первую очередь потому, что он абсолютно не представлял себе, как будет действовать это новое изобретение Юсуфа, какими последствиями это грозит, и может ли быть нейтрализовано, но… Но если терпеть боль он мог, то дать себя насиловать – вот это как-то не улыбалось совершенно. Имс прекрасно понимал, зачем Маграт оповестила его о своих планах – чтобы дополнительно помучить, знала, очень хорошо знала, как работает его воображение.
А потом – он все равно был уже близок, уже очень близок к этому решению. Да что там, он с самого начала знал, что придется, рано или поздно.
Вопрос оставался только один – сможет Артур его вытащить или нет? Захочет или нет?
Да или нет?
Верю или нет?
Имс отломил кончик ампулы и вылил содержимое себе в рот.
Верю.
пропустила английский.
но черт возьми....
это потрясающее произведение!
Вы, как Архитекторы, создали весь этот мир,продумали каждую деталь, все на своих местах, как винтики в швейцарских часах...
и образы Имса и Артура....такие живые,такие настоящие.
у меня просто нету слов,что бы описать мой восторг от ваших Извлекателей.
безумно талантливо. гениально.
Знаете, когда читал некоторые моменты, особенно про то. как Артур ждал и сомневался, а потом как нашел, вытащил и тоже ждал, перед тем как идти в Лимб — даже не представляю кто и как это писал, но через такое, мне кажется, многие проходили, но никто бы не смог описать это лучше, более точно. Такие вещи, как эти и другие еще отрывки из текста, в определенные моменты жизни надо перечитывать, и вспоминать, что бывает и так, но это вовсе не обязательно конец.
В общем, классная штука. Очень сильная. Спасибо за то, как вы ее написали, и что написали вообще. За матчасть такую суперскую спасибо, за атмосферу Италии и описание Имса, который в своем первозданном виде и правда получился как дух картин Гогена - и это передано не менее ярко и сильно, за это спасибо тоже. Ну и за Имса, который все-таки верит, и за Артура, который не отпускает - в общем, много-много спасибо))
замечательный фик)
m3ga.gl
Apple is offering temporary discounts on its iPhones and other products in China, in an extremely rare move for Apple that comes as competition within Asia’s smartphone market grows more intense.
mega555m3ga.cc
mega555kf7lsmb54yd6etzginolhxxi4ytdoma2rf77ngq55fhfcnyid.onion
As part of a sale pegged to the Lunar New Year event, Apple’s official Chinese website is listing discounts of up to 500 RMB ($70) on the latest iPhone lineup. Other flagship Apple products, including the Mac and iPad, are also going to be discounted up to 800 RMB ($112) and 400 RMB ($56), respectively, as part of the promotion, which runs from January 18 through January 21.
Although third-party sellers at times discount Apple products, Apple itself very rarely offers deals or sales, part of its effort to maintain a premium brand image – something that has been particularly important as Apple seeks to attract high-end buyers in China.
mega555m3ga.com
m3ga.at
The move to slash prices on the iPhone comes just over five months after Chinese tech giant Huawei released its latest smartphone, the Mate 60 Pro. The Huawei smartphone has been eagerly embraced by Chinese consumers – so much that its use of an advanced chip has come under scrutiny from US officials.
Around the same time that Huawei’s marquis smartphone was released, the Wall Street Journal reported that China had banned the use of iPhones by central government officials, citing unnamed people familiar with the matter. A Chinese government spokesperson, however, later denied that China had issued any laws or rules to ban the use of iPhones.
mega сайт
China’s leader, Xi Jinping, has tied his country’s great power status to a singular promise: unifying the motherland with Taiwan, which the Chinese Communist Party sees as sacred, lost territory. A few weeks ago, Mr. Xi called this a “historical inevitability.”
But Taiwan’s election on Saturday, handing the presidency to a party that promotes the island’s separate identity for the third time in a row, confirmed that this boisterous democracy has moved even further away from China and its dream of unification.
After a campaign of festival-like rallies, where huge crowds shouted, danced and waved matching flags, Taiwan’s voters ignored China’s warnings that a vote for the Democratic Progressive Party was a vote for war. They made that choice anyway.
Lai Ching-te, a former doctor and the current vice president, who Beijing sees as a staunch separatist, will be Taiwan’s next leader. It’s an act of self-governed defiance that proved what many already knew: Beijing’s arm-twisting of Taiwan — economically and with military harassment at sea and in the air — has only strengthened the island’s desire to protect its de facto independence and move beyond China’s giant shadow.